Анька, скрючась на сиденье, прижимала лицо к коленям и скулила, будто собачонка, от страха – из мчавшегося по пятам фургона украинцев стали постреливать, прежде хоть только сигналили и орали по-хохлацки что-то в матюкальник. И вдруг отстали: то ли машина у них забарахлила, то ли уразумели, что «куш» упустили и проку гнаться сломя голову за нищими москалями мало.
Виктор съехал с трассы в перелесок затаиться и перевести дух. Жадно, взахлеб, они с Анькой целовались. И остаток ночи провели в жарких объятиях на откинутых сиденьях: Анька с того часа забеременела…
Теперь о той давней погоне, когда поняли, что любят друг друга, вспоминали редко, обычно в день рождения дочки.
Фирма «Альбатрос» процветала; хозяева построили новый особняк напротив отреставрированного храма; по утрам Аньку с дочкой будил веселый перезвон коло колов.
Анька иногда заходила в храм. Выстоять долгую малопонятную службу у нее не хватало терпения; ей больше нравилось, когда здесь было тихо, малолюдно, полумрак. Перед образами теплились, потрескивая, редкие свечки. Анька стояла, сложив руки на груди, перед иконой Богородицы, не зная слов молитвы, просила простыми, идущими от сердца, словами счастья, здоровья. Выходя из храма, какой-нибудь приглянувшейся нищенке на паперти она совала крупную купюру, попутно умиляясь растерянности бабушки, готовой от нежданной радости головой Аньке в ноги сунуться.
Выходил на балкон дома посмотреть на крестный ход вокруг храма в Пасхальную полночь и Виктор. Жаль, зазвать его зайти в церковь Аньке не удавалось.
– Что я, как чинуши наши, со свечками в обеих руках стоять там, на службе, должен? Так атеист я, а фальшивить не привык. Не знаю, и крещеный ли даже, – отвечал он, поддразнивал жену «овечкой божьей».
Анька все-таки рано или поздно добилась бы своего. Была у нее тайная мечта с Виктором обвенчаться, да вот не сбылась она…
Выпивал Виктор, случалось, в компаниях с нужными людьми, куда брал с собою для пущего престижа и мужского самолюбия юную жену, но всегда держал себя в руках: чтоб ляпнуть лишнее, вгорячах, слово – ни-ни! А тут вдруг появился во дворе дома, пошатываясь, пустился возле крыльца чуть ли не в пляс, всплескивая руками.
– Я – миллионер! Вот мой звездный час!
Орал он громко, чтобы соседи за заборами слышали. Перепуганной Аньке немалого труда стоило затолкать его в квартиру. Еще и Тросов, откуда ни возьмись, увязался следом.
– Мы такие дела закрутим, Тоха! – блажил Виктор. – Такие дела!.. Дочь у меня подрастет и будет в Гарварде учиться! А мы с тобой, женушка, махнем этим летом на Канары!
Он чмокнул поморщившуюся Аньку в щеку.
– Приготовь, пожалуйста, нам с Тохой сауну! Событие надо отметить!
«Куда такие пьяные! Ну, миллионер и что?» – хотела возмутиться Анька, но сдержалась: может, наоборот, искупаются в бассейне и благополучно протрезвеют.
Крестный ход в дубовом лесу. Явленная икона. 1878 г. Худ. Илья Репин
«Прислугу» все-таки еще в доме не держали; принимать с почетом особо нужных людей приходилось самой хозяйке и приготовить сауну было для нее делом обычным. Анька включила быстрый подогрев, наполнила бассейн водой и пошла на кухню сообразить насчет закуски: мужики, поди, после встряски оголодают. Виктор с Тросовым за стеной в соседней комнате о чем-то шумно спорили, громко хохотали, потом спустились в подвал.
«Успею, отнесу!» – Анька оставила на столе поднос с закусью и графином легонького винца, поднялась наверх, в детскую. Болела дочка, и с неприязнью ей подумалось про Виктора: тоже нашел время со своим Тохой гужбанить! Хотя… пускай порезвится: не каждый день такой повод, когда-то и лишнего «рваного» в кармане не нащупывал.
Посидев еще немного возле уснувшей дочки, Анька собралась уже проведать парильщиков, как за приоткрытой дверью послышалось шлепанье босых ног, и на пороге появился Тросов с голым торсом, обмотанным полотенцем, похожий на дородного римского патриция. Только вид у него был не величественный, а перепуганный.
– Там… там Витя… – вылупив глаза, показывал он пальцем вниз.
Анька не заметила, как сбежала по ступенькам в подвал. Виктор лежал на полу парилки, неловко подвернув под себя руку, и уже не дышал.
– Сидели мы на полке, он как за сердце схватится! Помоги! И вниз свалился… – гундосил позади Аньки Тросов. – Я за тобой побежал…
– «Скорую» вызывай, дурак, трус! – крикнула ему Анька, прижимаясь ухом к голой груди Виктора и тщетно пытаясь расслышать стук сердца.
Тросов делал все, как нарочно, замедленно: влезал в махровый банный халат, вскарабкивался, мотаясь из стороны в сторону, по лестничным ступенькам к выходу, слепо шарился в коридоре, разыскивая телефонный аппарат. А, может, и, правда, нарочно не торопился?..
Анька, сидя в оцепенении на полу, почему-то вспомнила о погибшем тут же рядом, в бассейне, любимце семьи породистом увальне-коте. Любопытная животина сумела незаметно пробраться в сауну, но сорвалась с гладкого кафеля на краю бассейна в воду, побултыхалась и была такова.
– Плохая примета! – ворчала Анька, продраив нутро бассейна хлоркой. – Только в дом заехали жить!
– Да полно! – ухмыльнулся тогда Виктор. – Что вот только для дочки придумать правдоподобное?
Несчастного котяру, завернутого в мешок, Анька отнесла ночью в мусорный контейнер на улице, и дочке сказала, что ушел наш котик с тетенькой-кошкой погулять…
А что сейчас вот дочке выдумаешь и скажешь?!
Аньку, наконец, пробили рыдания, она заревела в голос…